Залари – Мойган – Попово и обратно

Путевые заметки Анатолия Васильева

Анатолий Иванович Васильев поделился с Центральной библиотекой своими воспоминаниями о поездке в месторождение Гольцовое. Добираться туда – настоящее рискованное приключение!

Главный межрайонный охотинспектор Юрий Капитонов как-то в разговоре удивлённо произнёс: «Как, ты не был на Гольцовой? А ещё пишущий писатель…» Я так и не понял, какая здесь связь, и неужели все писатели бывали на Гольцовой? Меня это зацепило. А позже Сергей Земляничкин предложил совершить этим летом путешествие на находящийся в саянской тайге рудник. Предложение заманчивое, и надо его принимать, ибо через год может подвести здоровье – года всё же…

И вот дата поездки намечена – 12 июля 2023 года. Из Заларей с Сергеем Земляничкиным выехали в четыре утра. В пять часов были в Мойгане. Автомашина «Урал» с будкой «Вахтовка» уже была загружена – ждали нас. Немного об автотранспорте. Парни с первого болта, с пустой автомобильной рамы стали не спеша собирать машину, снимая со списанных автомобилей детали, что-то покупали. Со временем, на удивление, получился «Урал». Поставили мазовский дизельный двигатель, и «Урал» поехал. Собранный своими руками, обкатанный на горных серпантинах Восточных Саян и на переправах через бурные реки, «Урал» уже много лет надёжно служит своим хозяевам, а это фермер Владимир Тимофеев со своей бригадой, состоящей из родственников. Все всегда на доверии друг к другу. От этого зависит жизнь каждого в сложных горно-таёжных условиях, где на многие километры не встретить человека. За рулём Сергей Ходунько, рядом парни: Паша Пелепейкин и Роман Дубаков, а в будке – пенсионеры.

Выехали. Бездорожье началось сразу же – на ремонт дороги денег нет, зато фонари на улице висели шикарные и очень дорогие. Такие я видел в Москве на Арбате. Выглядели они нелепо на фоне убогих домов и кривых заборов. С гравийки свернули влево и дальше двигались партизанскими тропами – из ямы в яму, заполненные водой. Радуют глаз засеянные поля, зелень лугов, цветочные поляны. Другая картина – за гранью – в Аларском районе. Поля чёрные, обработанные дисковыми боронами, по всему видно – пар. И только вокруг деревни Мордай сколько можно видеть – всё желто от цветущего рапса – до самого горизонта, аж в глазах зарябило. В деревню Высоцкая въехали неожиданно – вроде мелкий и густой березняк и не заканчивается, а уже и дома просматриваются. В туманных сумерках смотрю: нарядный домик и на нём вывеска «Высоцкий сельский совет» и рядом «Избирательный участок №…». Насколько мне помнится, Ельцин ещё в 1993 году расстрелял советы из танков. Я закрутил головой: неужели мы в тумане случайно преодолели ту грань, разделяющую прошлое и будущее, и попали в параллельный мир, вернулись на сотню лет назад. В окне, за стеклом, смутно просматривается усатый мужик в фуражке с красной звездой. В руке блеснул металлом маузер: «Неужели опять банда Замазчикова?» Насторожённая тишина – все затаились, лишь в приоткрытую дверь – ствол винтовки и будёновка секретаря сельсовета… И всё исчезло в тумане. Я посмотрел на попутчиков – все спокойные и даже равнодушны – понятно, не в первый раз здесь проезжают. Я спросил у Владимира:

– Деревня названа в честь Владимира Семёновича?

– Нет. Много раньше её так назвали переселившиеся сюда вепсы.

Деревня разбросана клочками вокруг низин и болотин вдоль ручья. Выглядит очень убого – наверное, как и 100 лет назад. Не лучше видок и у следующей деревни Саянская. И бездорожье – овраги, болота, промоины… Следующая довольно-таки большая деревня – Красный брод. Едем вдоль ручья, который постепенно перерос в длинное озеро. Ба! Да это же Аляты. Въехали в село (здесь выстроили красивую церковь). Много свежих построек, старые дома обшиты сайдингом, металлопрофилем. На другом берегу озера видны палатки. Значит, едут сюда люди отдыхать. Пересекли реку Голуметь. Слева осталась деревня Баталаево и выскочили на шоссе Голуметь-Новостройка, повернули вправо, и водитель Сергей вдавил педаль газа – щебёнка. Дальше полей уже не было – лес, лес и лес. И на протяжении многих километров указатели-аншлаги: «Охотугодья администрации г. Черемхово».

Проскочили на скорости деревню Инга. Выглянуло солнце, и всё заиграла разноцветием красок – стало веселее. Вскоре слева запоблёскивала среди деревьев река Белая – воды много, но в берегах. Промелькнули ещё деревни – Чернушка-1, Чернушка-2, растянутых вдоль тракта: болота, сырость, неустроенность, но электричество есть. Помню, дальше здесь была скала, прижимающая дорогу к самой реке. Теперь скалы нет – её убрали, дорогу спрямили, хоть боком катись. Въехали на мост через Белую: видно, что совсем недавно река буйствовала после дождей – на перекатах завалы из свежих ломаных деревьев. Село Новостройка словно вымерло – проехали, не встретив ни одного человека, ни одной машины.

До реки Ерма ехали ещё больше часа, преодолевая ямы, заполненные водой промоины, болотины. Автомобильные следы на берегу реки говорили, что до нас здесь были люди, но не рискнули переправиться через мощный поток, развернулись. Мы рискнули. Вода гуляла по будке, смывая мусор в щели. Мотор работал ровно, мощно, без перебоев. Дальше широкое болото. Ныряя из ямы в яму, в ошметках грязи, на пределе доползли до следующей реки, которая смыла грязь.

До Сакира вброд взяли ещё две речки. Несколько запущенных, но ещё крепких построек огорожены. Территория заросла бурьяном, крапивой, а ведь можно было бы выращивать овощи, картофель. Вышел молодой мужчина: кто, куда, зачем…? А дальше дорога нырнула в джунгли: разнообразие оттенков зелёного, увешанного кисеёй бледно-зеленого до белого мха, словно ткачи развесили свои нити для просушки. Много упавших поперёк дороги деревьев, так что бензопилам и топорам работы хватало. Автомобиль наш, огибая сопку с левой стороны, стал медленно вкручиваться в тайгу, раздвигая тесно стоящие деревья и кустарники, разнодеревье (по аналогии с разнотравьем) постепенно, с подъёмом в сопку стало сменяться кедром.

Мы с любопытством стали осматривать вершины таёжных великанов на предмет плодов, то есть шишек. Да, не радует нынешняя тайга – мало. На следующую сопку мы поднимались уже по правой стороне и словно попали в чёрно-белое кино: все кедры чёрные, ни хвоинки на них. То ли пожары сгубили их, то ли гусеница сибирского шелкопряда. И дальше, сколько глаз видел, сопки были чёрные. Словно ребёнок, имеющий только чёрный карандаш, нанёс чёрточки сверху вниз, много чёрточек, все сопки в них. Страшно. Это же очень нескоро здесь зазеленеют кедры и вернётся сюда жизнь. Стоят чёрные великаны, раскинув чёрные сухие руки-сучья, а ведь как-то они смогли вырасти в советское время. А ведь шелкопряд и тогда был. Что же с ними случилось сейчас?

– Владимир, – я обратился к Тимофееву, – объясни.

 – Власть сменилась, пришли демократы, и тайга исчезла,- угрюмо пояснил Владимир. – Сократили лесников, убрали авиалесоохрану. Были люди, отвечающие за здоровье тайги. Они стали лишними. А ведь при них тайга отвечала людям добром: орехом, ягодами, грибами, лекарственными травами, пушниной, наконец. Первое время после шелкопряда кедры можно было использовать как деловой лес. Но леспромхозы тоже исчезли. Потом дрова можно было бы брать – сейчас же валежник весь гниёт, в общем никому нет дела до тайги. Такое богатство пропало, и виноватых нет. А ведь когда-то здесь были основные кедрачи по заготовке ореха.

 Владимир махнул рукой:

– Анатолий, не спрашивай больше, не трави душу.

– Оптимизация, – добавил Сергей Земляничкин.

Въехали в бывший заселённый пункт Гольцовый: и если бы не поляны, похожие на просеки, и молодой кедрач – не догадался бы. А ведь когда-то здесь стояло пятьдесят двухквартирных домов на трёх улицах. Была своя школа, магазин, конторы, склады, был рудник. Все постройки были сделаны из кедра. Когда в Иркутск в управлении узнали об этом, то руководителю рудника выговорили: «Да как вы посмели рубить священное для сибиряков дерево! Кедр!! Да вы… да мы…» В ответ руководитель рудника, едва сдерживаясь от мата, прохрипел: «А вы бы оторвали свои задницы от мягких кресел да приехали бы сюда, посмотрели, что здесь кроме кедра ничто не растёт. Мы и печи топим кедровыми дровами», – добавил руководитель. Рудник выдавал нашей промышленности столь необходимые редкоземельные металлы: литий, ниобий, тантал, рубидий, цезий и попутно – олово. По словам Виктора Капитонова, этот металл очень тяжёлый – ведро его очень сложно оторвать от земли. И к тому же, по всему, радиоактивен, рабочие в карьере трудились по три часа в день. Зимой руду вывозили по рекам, в остальное время вертолётом – бездорожье.

Отсюда до посёлка Новостройка – 78 км, до Черемхово – 180 км. С Гольцовой открывается вид на самую высокую гору Черемховского района – Шпиль (свыше 3.100 м). У подножия её ещё одно месторождение. Гигантские кристаллы сподумена Гольцовой дают основание полагать, что на ближайшие 100 лет с литием у нас проблем не будет. Посёлок Гольцовый базировался на седловине между гольцами на высоте 1500 м. Внизу речка Большая Зимовная. На юге гора Шпиль, на востоке – гора Палатка (2.410 м). У впадения реки Большая Зимовная в реку Белая стоит зимовье охотника Рябова.

Ещё несколько часов, используя реки Малая и Большая Зимовная как дороги, нам понадобилось, чтобы добраться до реки Белая. Уже в сумерках, качнувшись, «Урал» заглох. Все, приехали! Ещё до темна успели разгрузиться, устроиться и приготовить ужин. Парни в будке расстелили свои спальники, четверо мужиков – в зимовье, я же попросил оставить меня одного в бане: «Храплю и не дам вам спать, вы же мне не дадите спать, да ещё синяки на боках наставите, постоянно толкая, чтоб не храпел». Согласились. Над входом жестяная пластина, на которой выбито: «Попов». Видя мой интерес, Владимир рассказал:

– Был такой Михаил Попов, железнодорожник, хороший друг Игоря Ломаченко, начальника Черемшанского участка Присаянского коопзверопромхоза. Отдыхать они любили именно здесь. Мужики всегда с нетерпением ждали приезда Михаила. Любили его за весёлость, надёжность, умение дружить, а больше, наверное, за то, что он привозил всегда с собой одну, а то две канистры вожделенного спирта. Вечерами, сидя на берегу Белой, друзья мечтали поставить здесь зимовьё. Но… вскоре Михаил погибает от удара током, и Игорь, исполняя мечту друга, построил зимовьё, баню, навес с длинным столбом, оборудовал кострище. Через несколько лет Игорь был убит выстрелом в затылок. А зимовьё ещё долго будет стоять, напоминая об этих людях, о их непростых судьбах. Вечная им память!

Ужин был недолог – сказалась бессонная ночь да длинная тяжёлая дорога – устали. И только молодёжь ещё долго разговаривала за столом, позвякивая рюмками. Утром удивился: как это я ни разу за ночь не упал с такого узкого полка?.. Вышел: серо, сыро, идёт мелкий, как из сита, дождик. Тишина. Только река шумит. Проделал все туалетные мероприятия. Хотел наколоть дров и зажечь костёр, но не стал шуметь – пусть все спят. Успею. Сел под навесом, достал блокнот, ручку, записываю. Описываю всё, что произошло с нами за вчерашний день. Под ногами шустрит бурундук. Скрипнула дверь – из зимовья вышел Сергей.

– Кто первый встаёт, тот готовит завтрак, – выдал он почти лозунг. Накололи дров, вечером свалили сухостоину и распилили её на чурки, прибрав их под навес, разожгли костёр, используя в качестве растопки кусок рубероида. Дождик, как по команде, прекратился. Повесили над костром два ведра – под чай и под кашу. На столе кавардак после вчерашнего ужина, и среди всего этого бурундук пихает за щёки рассыпанные семечки подсолнечника. Раздувшись, он убегает куда-то за зимовье, аж тропку натоптал, где-то там у него жильё с кладовой – к зиме готовится. Вода закипела. Опустил туда два пакета макаронных изделий и три банки тушёнки. Только потом понял, что это много: хватило бригаде не только позавтракать, но и пообедать и поужинать.

Вершины гор, а их перед нами четыре, затянутые то ли туманом, то ли облаками. Сзади стеной лес – молодой, зелёный кедрач и старые чёрные исполины. В протоке появилась после дождя вода и образовался остров, на котором туда-сюда метался заяц. Полюбовались им, парни, разобрав спиннинги, разбрелись по Белой, пытаясь ловить на мушку хариуса, но что-то у них это плохо получалось. Я со своей поплавочной удочкой разместился рядышком у впадения протоки в Белую. На червя делаю заброс, и поплавок ещё не успел коснуться воды, как резкий рывок согнул удилище. Подсечка, и на берегу первой хариус – радости-и-и!

Этот момент запечатлел Сергей на фотоаппарат. И пошло! Из этой маленькой заводи я вытащил восемь рыбин. Потом в стороне от этого места поймал ещё трёх. Андрей Дубасов быстренько их выпотрошил, посолил. На ужин на столе была свежая рыба с энным количеством спиртного. За разговорами выяснилось, что мы с Владимиром Тимофеевым родственники – за это сам Бог велел выпить. Обмыли. А тут и парни: а дядя Вова нам родственник, это значит, что вы… что мы… В общем, долго обмывали.

А утром голова почему-то не болит. Земляничкин объяснил сие так: кислорода много, он сжигает интоксикацию. Умно. Придумает же, и не поспоришь. После завтрака поехали в другое место порыбачить. От добра добра не ищут, но хочется посмотреть и другие места, что-то новое. Жара. Переехали Белую и поехали вверх по течению. Остановились у бывшей стоянки геологов. Обнаружил штабель ящиков, в котором уложено множество кернов разных расцветок. Стоят балаганы, навесы, столики – когда-то здесь было шумно, весело и трудно.

Ловил рыбу на прижиме под чёрной отвесной стеной скалы, мощный поток чёрной воды, дна не видать. А тут ещё зацеп. Крючок единственный – пришлось лезть в воду. Течение срывает с ног, если не устою, то разобьёт, размажет о скалу. Вода – лёд. Вымок весь, но отцепился.

Кончилась наживка. Поймал Сергей овода, на него вытащил крупного хариуса. И все пауты стали нас облетать стороной.

Тут обвалом меня накрыл какой-то рёв, то ли вертолёт идёт на посадку, то ли бомбардировщик пикирует, чтобы отбомбиться. Я закрутился – куда бежать, где спасаться? Смотрю, слева на галечный барьер лезет что-то фантастическое из «Войны машин» и ревёт. Потом оно стало сползать вправо к скале, и из-за этого барьера выплывает аэролодка с мощным винтом, забранным решёткой. Три парня сидят на сидении друг за другом в наушниках. А как ещё защититься от этого грохота? Увидели меня, открыли рты от удивления, встретив здесь человека, а потом дружно замахали руками. И я их поприветствовал.

Причалили они ниже около парней. Пока я собрал удочку, надел на себя влажную одежду, подошёл к ним – а там уже была накрыта поляна – шло братание. Парни эти из Голумети отдыхали, рыбачили в Бурятии. Вечером изничтожили всё спиртное и с больными головами плыли домой. Встреча с нами была как подарок судьбы. У нас самогон был, у них – солёный хариус. Коренастый парень весь в наколках, хозяин аэролодки, сказал, что у него в Голумети есть своё кафе, и при случае пригласил нас посетить его заведение к восторгу мойганских парней. Андрей Дубасов отключился, и его осторожненько уронили между камней – поспи.

Застолье подошло к концу, прощание было тёплым. Аэролодка, взревев и обдав нас брызгами, вышла на стремнину. И ещё долго были видны поднятые вверх руки в прощальном экстазе. И снова тишина… И мы как-то быстро вдруг погрузились в машину и запрыгали по валунам в сторону «Попово». Ведь там один Тимофеев скучает – обед, наверное, приготовил.

Обед с разговорами, с выпивкой плавно перешёл в ужин. Стемнело мгновенно. Все разбрелись по местам «лёже». Я же с Пашей и Сергеем засиделись, поговорили «за жизнь». Хотя какая у них жизнь – по 23-24 года. Ночью раскашлялся, сказалось купание в ледяной воде.

Утро. Тихо. Солнечно. Привычно рокочет река. Взяв удочку, решил порыбачить на сало – ни разу не клюнуло. На следующий год надо побольше заготовить червей. Занялся заготовкой богородской травки. Здесь на песчаной почве она встречается – цветёт, а пахнет! Вернулся в лагерь, а на столе уже два бурундука – потрошат пакет семечками. Сижу, пишу. Выходит из зимовья Сергей. Готовим завтрак. Андрей занялся рыбой: по подсказке Земляничкина он готовит загудай.

Рецепт загудая:

• свежая рыба, очистить, порезать на дольки; 2) соль: 3) перец чёрный, молотый; 4) сок лимона. Всё перемешать и дать настояться двадцать минут. Поедается под холодную водочку.

Выехали вниз по течению Белой. На мысу острова под отвесной чёрной скалой взглянешь вверх – шапка падает с головы, у парней начало что-то ловиться – оживились. Вернулись в лагерь к ужину. За ужином Земляничкин вспомнил, что его внуку сегодня 8 лет. Выпили за внука, за деда, за родителей внука – потом всё повторили. Уснули.

Встал как обычно рано. Сварил гречневую кашу с тушёнкой. Позавтракали быстро. В авральном темпе собрались, выехали в верховье реки Малой Зимовной на оловянный рудник. Населённый пункт там так и называется – «Малая Зимовная». Володя Тимофеев меня посадил в кабину со словами: «Подобные дороги до этого ты никогда не видел – посмотришь».

На оловянном руднике из района если человек 10 побывало, то хорошо. Сразу оговорюсь: то, где мы проезжали, Владимир зря называл дорогой – скорее, это направление. Двигались в основном по реке, и лишь изредка объезжая громадные валуны, выпрыгивали на берег. Здесь же приходилось продираться сквозь буйную зелень: влаги много, вот она и прёт. Много упавших деревьев. Корням невозможно углубиться на камнях, а крона мощная, и при хорошем ветре (а может ли такой ветер быть хорошим) они падают – великанов здесь нет. Бензопиле и топорам скучать не пришлось. Куда-то свернуть в сторону невозможно – с двух сторон хребты. Иногда они сходились, сжимая реку щеками: пена, брызги, рёв реки, рёв машины, идущей против течения, громадные валуны. Здесь они все овальные формы, обкатанные. Это сколько же веков их тащило, кувыркало, чтобы придать такую форму. Среди светло-коричневых, серых и белых валунов встречались ярко-красные, алые – праздничные (с детства праздник ассоциировался с красными флагами, транспарантами, украшающими колонны трудящихся, школьников).

Во время остановки я обследовал такой валун: мириады микроорганизмов поселились здесь – и только на этой речке – почему? Больше нигде в округе я подобного не видел. Машина очередной раз выехала на берег и встала. Чёрные скалы берегов сошлись, образуя узкий проход, забитый громадными глыбами галечника – всё, приехали! На этом месте до нас кто-то когда-то был: остов шалаша и кострище – подтверждение тому. Здесь путешественники думали, а потом, развернувшись, уехали обратно. Водитель переговорил о чём-то с Тимофеевым, и мы поехали дальше, покарабкались. Проехали по первому валуну, он даже не пошевелился – больше машины. Опасно накренившись, полезли на следующий. А вода бесится, стараясь нас сорвать в бездну – смотреть жутко. А каково там Сергею Ходунько за рулём? Потихоньку, переваливаясь сбоку на бок, поднялись на каменистый вал и также неспешно пошли дальше. Скалы стали отступать – появилось солнышко, задышалось легче – уф! Страшное осталось позади. О том, как будем возвращаться, думать не хотелось. Через некоторое время «Урал» выполз на берег. Ах, как же хорошо ехать по такой надёжной земле – расслабились. А вскоре встали: всё, приехали, дальше даже направления нет.

 – Метров 300 пешком – и будет оловянный рудник, – пояснил Владимир.

А пока готовим обед. После под пологом ивняка, в ложбинке, я расстелил коврик и под доверительный шёпот листвы и монотонный шум по речке уснул. В будке спали Андрей Дубасов и Алексей Камилов. Владимир с Сергеем убежали на рудник, а парни отправились в деревню посмотреть склады, говорят богатые. Ушли, меня не разбудили. Чтобы с пользой их ждать, я занялся заготовкой ревеня – здесь его много: сочного, мясистого, экологически чистого. Мешок стеблей нарубил. Затем, взяв блокнот и продравшись через густой ивняк, вышел на берег реки, чтобы нарисовать ГЭС. Да-да, ГЭС в этой глубине Саян. Если бы Тимофеев не объяснил, что это такое, прилепленное к отвесной скале, ни за что бы не догадался. Ни о чём подобном я не слышал, да и не видел.

Эта станция выдавала 50 кВт электроэнергии – этого хватало для поселения Малая Зимовная и для рудника. Участок недр «Бельское» расположен в центральной части Восточного Саяна и входит в состав Бельско-Белореченского рудного поля Восточно-Саянской редкоземельной провинции. В 1949 году было открыто Бельской партией «Востсиболово». Запасы олова оказались небольшие и индустриальных монстров не заинтересовавшие. А тут ещё глухомань, бездорожье, рельеф, как в Альпах, и осыпные склоны из крупного щебня и курумов.

Всё-таки нашёлся предприниматель, который нанял местных мужиков, построил канатную дорогу, обогатительную фабрику, освободил от многолетней ледяной пробки разведочную штольню и начал выдавать оловянный концентрат. Но закончился срок действия лицензии… Продлевать её наше государство не захотело – объявили аукцион. Победила серьёзная компания, почти что корпорация. Предпринимателю пришлось собрать свои пожитки и съехать. Месторождение же вот уже несколько лет бездействует. Короче, сам не ам и другим не дам.

Хотелось встретиться с кем-нибудь из жителей этого поселения, из первых уст узнать правду о местной жизни. Узнал, что в деревне Романенкино живёт женщина Фёдорова из Малой Зимовной. Поехал. Спрашиваю, где она живёт. Мне показывают: видишь, возле дома люди толпятся – это её сегодня хоронят. Созвонился с её сыном, живущим в Иркутске. Сергей Геннадьевич удивился моему звонку: «Я ничем не могу вам помочь. Да, я родился в Малой Зимовной, но в один год меня оттуда вывезли. Ни фотографий, не воспоминаний у меня, увы, нет».

Появились парни, принесли ворох трёхжильного алюминиевого кабеля –ушли в будку отдыхать. Вскоре показались Владимир с Сергеем, чем-то озабоченные.

 – Где парни?

– В будке спят.

– Всё, ночевать здесь не будем, надо срочно выезжать.

С трудом развернувшись на этом пятачке между речкой и горой, тронулись знакомым уже путём, только сверху вниз. Я с Владимиром уже не в кабине, а в будке. К вечеру прибыли в Попово, поужинать успели до дождя. Ночевали под шквалистым ветром и ливнем. Утром в протоке зашумела вода. Вовремя мы съехали с оловянного – мужики как-то почувствовали приближение падеры. До обеда занимались кто чем: рыбачили, готовили еду, убирали территорию – просвета нет, всё затянуло тучами. Решили, пока вода небольшая – выезжать. Всё, кроме спальных принадлежностей, уложили в будку «Урала».

Последняя ночёвка. Выехали часов в пять утра в сторону Гольцовой. Опять джунгли, опять ныряние в водные потоки, опять завалы из упавших деревьев на дороге после ночного урагана. С рассвета мелкий дождик прекратился. Распадки и вершины гор затянуты туманом. На хребет поднимались по серпантину – узкой каменистой дороге: две машины не разойдутся. С одной стороны скала, с другой – пропасть с белопенной речкой, бегущей где-то далеко внизу.

Я постарался расслабиться, стараясь не смотреть в окно, слушая мерный рокот мощного мотора. Хотя, когда машина переходила на другой виток серпантина, вставая почти вертикально, сердце сжималось – опыт был, пару раз приходилось опрокидываться при подъёмах в гору. И только когда выехали в седловину хребта, двигатель авто вдруг зачихал и заглох. А если бы раньше? Лучше не думать. Молодёжь, подняв капот, зарылись в сплетении трубочек и механизмов: что-то с топливной аппаратурой, солярка не фильтрована.

А мы стали готовить обед и обследовать окрестности, любоваться красотами, фотографироваться. Вершина заросла редким кедрачом – колотовником. Между ними рябина, можжевельник, карликовая берёза. Вдали, на соседнем хребте, белым языком выделяется то ли снежник, то ли ледник. Сине-голубые дали пронизаны солнечными лучами, ничто не мешает глазам видеть всю эту красоту. На многие километры – ни дымов, ни смога: если бы можно было надышаться про запас! А ведь в некоторых странах торгуют воздухом высокогорий, в городах дышать нечем. Нам ещё рано думать об этом, но… Обед, приготовленный на костре из чистой родниковой воды, в экологически чистом месте, с захватывающе красивым видом горной тайги где-то на уровне облаков – непередаваемое ощущение – это надо самому видеть, прочувствовать, вкусить.

Спуск всегда даётся чуть полегче – двигатель урчит чуть слышно. Слева, справа на дорогу вырываются водные потоки – воды здесь много чистой, холодной. Откуда её здесь столько берётся? Ледников-то нет. В некоторых распадках зыбуны: земля, песок, смытый с гор, являются ловушкой для колёсной техники. Приходится останавливаться, бутить опасное место валежником. Так и ехали.

В сумерках пошёл дождь, перешедший в грозу. Уровень воды в реках стал резко подниматься – два раза при переправах пришлось снимать вентилятор. Ночь опустилась мгновенно, но решили ехать без остановок – домой, домой…

Едем, как в туннеле, в переплетении кустарников и деревьев – мрак, и только молнии на мгновение высвечивали эту сюрреалистическую картину из фильма ужасов. Грузовик – железо бесчувственное, ему всё нипочём, всё перетерпит, но ведь внутри-то люди чувствительные и к боли, и к страданиям, им-то чего не сидится где-нибудь в тепле на диване с семьёй у телевизора. Что или кто их заставляет терпеть эти муки?

Вдруг стало тихо – двигатель заглох, только грохочет ливень по будке. Открылись обе дверцы кабины, и парни – Паша, Сергей и Роман – вылезли из тёплого нутра под холодные струи дождя. Они подняли капот и надолго зарылись под ним, мелькал только свет налобных фонарей да брякали ключи. Прошло полчаса – первым не выдержал Владимир: «Парни! Лезьте в будку. Дождь закончится – продолжите». Никакой реакции. Прошло ещё минут двадцать. В кабину залез Сергей – заурчал стартер, и двигатель заработал. Ура! В будку залезла троица парней – мокрые-е!… Сбросив себя мокрую одежду, растёрлись полотенцами, достали свои баулы сухой одежды, переоделись, выпили по кружке горячего чая из термоса и вернулись в кабину. Едем дальше.

Гроза прекратилась, но дождь сыпет. Ровно звучит двигатель, монотонно качает будку, и вот уже все начинают клевать носами. Кто-то откровенно спит – день был не из лёгких. Лишь бы в кабине не уснули, тогда быть беде.

В Мойган въехали в четыре утра – на горизонте показалось светлая полоска, будущая зорька. Одиннадцать часов нам понадобилось на путь от Попова до Мойгана. «Урал», дёрнувшись, затих у дома Владимира Тимофеева, но ещё долго двигатель вздыхал, кипел, шипел, потрескивал – словно жаловался на свою нелёгкую судьбу. В Залари мы с Сергеем Земляничкиным въехали в пять часов. Вот и всё. Начало и конец.

18 июля 2023 года